Алексей Леонтьев - Тройной прыжок [журнальный вариант]
— Освободите линию! Я вызываю Узловую!
Начальник разъезда растерянно положил трубку.
6
— Хана! — испуганно проговорил Петька. — Мы прошли на красный!
Ну и артист! Ему бы в кино сниматься. У него даже губы вздрагивали.
— Брось, — сказал я. — Не маленький… А как же автоблокировка?
— Что ты понимаешь?! — закричал Петька. — Автоблокировка! Все двигатели вкалывают сразу, шестнадцать тысяч лошадиных сил! Никакие тормоза не удержат!
Что-то странно он шутил. Лицо у него было белое, как моя рубашка.
— А что же машинист?
— Кончился твой машинист! Сошел с ума, напился, улетел на Марс!
Петька выругался. Я еще никогда не видел его таким.
За окном промелькнули последние станционные строения. Дальше лежали пустые, быстро темнеющие поля.
— Слушай! — сказал я. — Ты же в этом деле специалист… Останови!
Петька не ответил. Он глядел на меня. Но глаза у него были пустые. Я отвернулся и высунулся в окно, пытаясь заглянуть в кабину первого тепловоза. Но путь был прямой, и не было видно ничего, кроме черной поверхности корпуса локомотива.
Навстречу все быстрей валились серые телеграфные столбы. Сливаясь в сумерках, проскакивали огромные буквы выложенных на откосах лозунгов.
Петька, навалившись сзади, тяжело дышал в затылок. Его рука больно стиснула мне плечо.
Впереди показалась река. Полотно пути пошло вверх. Каменный откос сменился песчаной насыпью. Состав немного замедлил бег. Петькина рука вдруг разжалась. Он метнулся к двери. Рывком распахнул ее.
— Петька! — крикнул я.
Петька уже висел на последней ступеньке подножки.
— …а-а-ай! — тонко прокричал он и разжал руки. Я невольно отшатнулся. Темный клубок метнулся вперед и покатился вниз по песчаной насыпи…
Когда я заставил себя поглядеть назад, Петьки уже не было видно.
Все произошло так быстро, что я даже не успел испугаться. Я только понимал, что, если Петька прыгнул с поезда на всем ходу, значит действительно случилось что-то невероятное. Он крикнул: «Прыгай!»
Я осторожно ступил на подножку. В лицо ударил ветер. Вцепившись в поручни, стал медленно спускаться, неловко ощупывая ступеньки ногой. Одна, другая, третья… Нога опустилась в пустоту и тут же судорожно дернулась обратно.
Я замер на последней ступеньке. Навстречу мчался сливающийся частокол шпал. Шпалы неслись все быстрей, и не было сил отвести от них взгляд. Кружилась голова.
Я невольно зажмурился. Руки до боли вцепились в поручень.
Я не знал — прошло мгновение или минута. Оглушительный грохот заставил меня раскрыть глаза.
Состав на сумасшедшей скорости мчался по мосту. Внизу в пролетах темнела река.
Сцепка проскочила мост. Полотно дороги ушло в глубокий разрез. Прыгать здесь было невозможно.
Я с трудом поднялся в кабину. Ноги не слушались. Я даже не смог сесть в кресло. Просто опустился на пол у задней стенки кабины. Крутые откосы дороги подступили к самым окнам. Стало совсем темно.
Мне еще никогда не было так жутко. Я заплакал. Здесь меня никто не мог видеть, и мне не было стыдно.
7
…Стоит раскрыть глаза, и наваждение исчезнет. Все встанет на свои места. Стихнут двигатели, скрипнут тормоза. Сцепка замедлит ход и остановится у разъезда. Из передней кабины неторопливо вылезет машинист, оботрет руки паклей и крикнет: «Эй, рабочий класс! Как, порточки сухие?»
И я бы совсем не обиделся. Господи! Да я бы просто расцеловал его. Только вот Петька… Зачем спрыгнул Петька? Ведь тепловозы сейчас остановятся!..
Я открываю глаза. Темная стена леса стремительно проносится за окном. Голый весенний лес стоит, жуткий и безмолвный. В кабину не пробивается ни лучика света. Только тревожно горят лампочки на приборном щите.
С новой силой подступает страх. Я не могу больше ждать, пока этот сумасшедший состав врежется в первое препятствие на пути или, сойдя на крутом повороте с рельсов, с грохотом полетит под откос.
Я заставил себя встать. Кабину бросало из стороны в сторону. Меня здорово стукнуло о какой-то выступ. Казалось, вся кабина состоит из железных переборок, острых углов и стальных рычагов. Хлопала незакрытая дверь. Я подошел к проему. Взглянул вниз. Тепловозы шли без огней. Полотно дороги было едва различимо в темноте.
Я нащупал ногой ступеньку. И вдруг отчетливо увидел, будто со стороны, как мое тело падает на рельсы. Рывок вбрасывает его внутрь. Колеса последней секции… Я отпрянул назад и захлопнул дверь.
Отец говорил мне: в трудную минуту просчитай в уме до десяти, потом принимай решение. Я просчитал до двадцати пяти. Вслух.
Прыгать надо только из самой последней кабины. Все-таки есть хоть какой-то шанс. Надо пробраться в последнюю секцию.
Я открыл дверцу в задней стенке кабины. Она вела в узкий проход. Рядом оглушительно стучал дизель. Удушливо пахло нефтью.
Я осторожно полез по проходу. Тепловоз раскачивало. Я больно ударился коленом и уперся в стенку. Пошарив, нашел ручку. Приоткрылась дверь. Я жадно глотнул холодный вечерний воздух. Между секциями был обычный переход, как в электричке.
Теперь я уже уверенней прошел по узкому проходу машинного отделения. В конце его была такая же дверь, как в первой секции. Я вошел в кабину.
Здесь так же горели лампочки на контрольном щите, но было чуть светлее. За широким полукруглым стеклом убегала назад дорога. Каждое мгновенье уносило меня от дома.
«Надо прыгать», — твердил я себе. Но все мое тело сопротивлялось этому безумному шагу, и все же у меня не было иного выхода. Я должен был вернуться домой, я не мог просто так исчезнуть. Это невозможно, несправедливо, нечестно в конце концов!
В этот момент я почувствовал, что в кабине еще кто-то есть. Не знаю, что меня заставило понять это, может быть, просто взгляд, устремленный из темноты. Но в кабине точно кто-то был! Значит, я не один на этих сумасшедших тепловозах… Здесь есть еще человек, наверно, второй машинист, мы же не заглядывали сюда с Петькой. Я забыл про красный светофор, неосвещенный состав, огромную скорость. Я чувствовал только ни с чем не сравнимую радость спасения…
Я обернулся. Из противоположного угла на меня смотрели встревоженные глаза. Я вгляделся. В углу стояла девчонка примерно моих лет. Лицо ее в сумраке кабины казалось плоским и неподвижным. Я растерянно молчал. Девчонка тоже. Я не мог понять, как она очутилась здесь.
— Ты кто? — спросил я наконец.
Девчонка не ответила. Большие круглые глаза. не мигая, смотрели на меня.
— Кто ты?! — заорал я.
— «Кто, кто?» — девчонка негромко рассмеялась. — Человек — вот кто!
